Блог Нижний Новгород

И еще одна миниатюра В.Н.Чистякова



Похвальное слово графу

Давным-давно, ещё в советские времена, случилось мне познакомиться с одним отставным офицером-танкистом (буду называть его дальше Петр Иванович), и как то зашел я к нему в гости. Обстановка дома ничем особенным не отличалась, но внимание моё привлекли несколько фотоснимков, размещенных на стене хозяйского кабинета… Вот сам Петр Иванович, совсем ещё молодой, на петлицах по два кубика - лейтенант… И вот опять он же - но теперь в испанском комбинезоне «моно» и черном берете, в обнимку с боевыми товарищами. Все улыбаются. Подписано: «Теруэль, 1937 г.». А третья фотография представляла собою переснятый откуда-то старинный портрет, на котором изображен был серьезный дяденька в мундире времен Александра I.

— Это что же за личность? — полюбопытствовал я. Хозяин усмехнулся.

— Не знаешь? Ну ты и дремуч! Это ж генерал от артиллерии граф Алексей Андреевич Аракчеев… Учил и школе?

Конечно, учил. Как же! Аракчеев, «аракчеевщина», военные поселения, шпицрутены, муштра и т.п. Но чего б это вдруг советский танкист проникся к сей одиозной фигуре такой симпатией?

Петр Иванович объяснил:

— В определенном смысле граф Алексей Андреев и мой крестный отец… А к тому ж его можно считать од ним из основателей наших танковых войск.

Вот это новость!.. Вероятно, вид у меня был достаточно глупый, потому что ветеран перешел на « вы»:

— Закройте рот, юноша. Советую вам присесть - вот стул. И ежели запасетесь терпением, я кое-что вам расскажу…

Рассказ этот я рискну передать в собственном изложении (весьма, к сожалению, бледном) и в значительно сокращенном виде. Но начну его так же, как начал и Петр Иванович - с известного всем и каждому термина.

* * *

Термин «аракчеевщина» вошел в русский словесный обиход задолго до 1917 года. Тон тут задали «прогрессисты» времен александровских великих реформ, и, предвидя нечистоплотность будущих обличителей, поэт Петр Андреевич Вяземский (а человек он был по-настоящему благородный) сказал тогда: «Считаю, что Аракчеева должно… без пристрастия судить, а не так, чтобы прямо начинать с его четвертования…». Но какое может быть беспристрастие у господ либералов? Нет! Посмертный суд над Аракчеевым начат был именно с его четвертования.

Что же вменялось в вину покойному графу?

А всё. Решительно всё, к чему бы только можно приложить фамилию «Аракчеев».



Так, назначение графа инспектором артиллерии (в 1803 году) расценивалось не иначе, как «наказание» для этого рода войск и даже «бедствие», что никак не соответствовало действительности. Полвека спустя, когда улягутся конъюнктурные страсти, будет написано: «Время управления Аракчеевым русской артиллерией составляет одну из блестящих страниц ея истории. При нем совершились те важные преобразования, благодаря которым наша артиллерия стяжала в последующих войнах восхищение и похвалы всей Европы…».

Недоброй памяти военные поселения тоже связывают с именем Аракчеева, причем образцом (и даже «столицей») их почитают новгородское село Грузино, дарованное графу государем Павлом Петровичем и ставшее, по мнению одних, «памятником аракчеевщины», по мнению же других – «самой замечательной из усадеб русского Севера.

В этих поселениях мужики назывались «пахотными солдатами», дети - «кантонистами», девицам тут было велено содержать себя «в чисто те нравственной», бабам - ежегодно рожать (а на тех, кои уклонялись от сей обязанности, налагался денежный штраф), дома тут были строены по единому типу, крыши покрашены в одинаковый цвет, улицы мощены твердым покрытием, а свиньи, сам вид которых вопиюще противоречил «общему благолепию», поголовно истреблены…

В общем - «аракчеевщина» в чистейшем её виде!

К этому, правда, можно бы добавить, что все военные поселяне пользовались бесплатной медицинской помощью, что для солдат-ветеранов учреждены были специальные приюты, что нищенства тут отродясь не знали, что дети поселян в обязательном порядке обучались грамоте, что пьянство и всяческие «непотребства» строжайше карались и что для господ офицеров были устроены специальные «ресторации», где горячительных напитков не подавали, но зато там имелись отличные; залы для танцев и весьма недурные библиотеки…

— Знаю, что я крут, — говаривал Алексей Андреевич. — А что делать? Политесами французскими дела не управишь… Да ведь и меня тоже круто поворачивали!..

Действительно, «крутизны» в его жизни вполне хватало.

* * *

На свет он явился в Бежецком уезде Тверской губернии, где родитель его, вышедший в отставку поручиком, имел во владении 20 крестьянских душ и с первого дня супружества пребывал под каблуком драгоценной своей половины. Начальные науки мальчику преподал местный дьячок, затем отец отправился с Лёшенькой в Петербург и там определил его в Артиллерийский кадетский корпус.

Учили в Корпусе хорошо, секли - ещё лучше.

«Нас воспитывали, — вспоминал Алексей Андреевич, — в страхе Божием и страхе розог…».

Бывало, ротный командир поманит к себе пальцем провинившегося кадета и скажет ему:

— Больше ста «горячих» назначить не могу, потому как душа в тебе жива не будет… А меньше было бы не по совести. Вот, значит, и получается - ровно сто!

Среди товарищей молодой Аракчеев быстро выдвинулся в число лучших, обнаружив, помимо прекрасной выправки, «вкус и способности» к математическим наукам. Уже в 15 лет он самостоятельно читал курс арифметики младшим кадетам (которые почтительно величали его «Алексей Андреевич»), а спустя полтора года директор Корпуса Петр Иванович Мелиссино пригласил его к себе в кабинет и сказал:

— Молодой человек! По знанию точных наук вы давно превзошли не только товарищей, но и некоторых учителей… А посему даю вам полную свободу: хотите посещайте классы, хотите - нет… Они вам теперь попросту не нужны.

В178 7 году Аракчеев (которому только-только стукнуло восемнадцать) получил офицерскую шпагу, но Мелиссино не пожелал отпустить его, и в течение нескольких лет Алексей Андреевич оставался «при Корпусе », зачисленный в преподавательский штат.

Однажды Корпус навестил наследник-цесаревич Павел, и вскоре по его приказу поручик Аракчеев был переведен в гатчинское «потешное войско», где быстро стал полковником, а по восшествии Павла на престол совершил небывало стремительный карьерный взлёт: 7 ноября 1796 году он делается петербургским комендантом, 8-го становится генералом, 9-го ему вверяется в командование гвардейский батальон, а 13-го недавний «потешный » украшен Анненской лентой…

Спустя год император дарует ему богатое поместье Грузино (2 000 душ) и назначает инспектором всей артиллерии. Попутно с этим Аракчеев получает баронское достоинство, затем - графский титул (к эскизу его герба, представленного на высочайшее утверждение, Павел собственноручно добавил надпись-девиз: «Без лести предан»)… Монаршая милость, однако ж, имеет свойство превращаться в немилость, а резкие взлеты чреваты падениями. С Аракчеевым так и случилось.

1 октября 1799 года недавний государев любимец был уволен от службы (с пометой в Указе: «чтобы впредь в оную не принимать») и удалился к себе в Грузино, где и зажил в полном уединении… Тут его и настигла весть о трагедии в Михайловском замке. «Но, — писал историк, — первые годы царствования Императора Александра не изменили положения опального помещика; о нем как бы забыли…» Только в апреле 1803 года Государь личным письмом вызвал Аракчеева в Петербург, поздравил его генерал-лейтенантом «и вверил ему прежнюю должность инспектора всей артиллерии…».

На тему дальнейших годов «аракчеевщины» написаны сотни томов, излагать их тут нет возможности (впрочем, как и нужды), позволю себе помянуть лишь некоторые детали.

В 1808 году граф Алексей Андреевич назначен военным министром, и в том же году началась очередная война со шведами (до сего дня последняя), которую повершило небывало дерзкое предприятие: в марте 1809 года русские войска по зимнему льду форсировали Ботнический залив и внезапно явились у самых предместий Стокгольма, которому непременно бы пасть, если бы шведы вовремя не заключили мир… Идея «ледового марша» принадлежала императору Александру, но все знали, что главным её «двигателем и неустанным проводником» был военный министр Аракчеев.

Оценив его деятельность, Государь послал ему в Финляндию орден Андрея Первозванного (который отшпилил от собственного мундира), но граф награды не принял, сославшись на своё «слишком незначительное участие всем подвиге »…

Всю войну 12-го года и весь Европейский поход Алексей Андреевич неотлучно находился при Ставке, участвовал в битвах при Люцене и Бауцене. Государь имел намерение возвести его в чин фельдмаршала, но граф уговорил Императора не оказывать ему «сей почести», поскольку, как он объяснил, «есть в армии персоны не в пример более достойные»… (Кстати. Портрет Аракчеева и посейчас экспонируется в Эрмитаже, в знаменитой «Галерее героев ».)



* * *

Кончина в 1825 году императора Александра сильнейшe потрясла графа, тем более что незадолго перед тем он пережил трагическую гибель единственной любимой им женщины… В декабре Алексей Андреевич подал прошение об отставке. «С людьми я быть никак не могу, — сказал он в личной беседе Николаю Павловичу (пока ещё великому князю). — В сей жизни я существую теперь лишь единственной ко Всевышнему просьбою, дабы Он скорее меня соединил с покойным благодетелем »…

Удалившись от дел, граф (теперь уже навсегда!) поселился в своем Грузино, где жил в уединении почти монашеском, за что соседи-помещики дали ему прозвище «грузинский отшельник»…

Но это ещё не был конец его служения Отечеству. Напротив! Как раз-то в «отшельничестве» граф и совершил одно из самых значительных дел своей жизни.

* * *

В 1830 году император Николай I подписал Указ об учреждении в России обширной сети т. н. губернских кадетских корпусов, задача которых состояла бы в «доставлении юному российскому дворянству приличного сему званию воспитания, дабы… сделать их способными с пользою и честью служить Государю и Отечеству». Едва прослышав об Указе, граф Аракчеев пожертвовал в Сохранную казну 300 тысяч рублей, высказав пожелание, чтобы «на проценты с этого капитала… в имеющем открыться Новгородском корпусе воспитывались дети бедных дворян Новгородской и Тверской губерний». Открытие Корпуса состоялось 15 марта 1834 года. Прибывший на торжество главный жертвователь, конечно же, не мог знать, что жизни ему осталось чуть больше пяти недель…

Алексей Андреевич Аракчеев, граф и многих орденов кавалер, мирно почил о Господе 21 апреля 1834 года - в ночь на Светлое Христово Воскресенье. Распорядиться своим имуществом он завещал Государю, и вскоре состоялся указ, которым повелевалось: 112 « Отдать Грузинскую волость… навсегда в полное и нераздельное владение Новгородскому кадетскому корпусу, дабы доходы с нея шли на воспитание юношей; присоединить к наименованию корпуса имя графа Аракчеева и употреблять его герб». Так в истории русского кадетства появилось новое звание - «аракчеевец», и не было потом ни единого случая, чтобы кто-нибудь из будущих офицеров его постыдился!

* * *

В 1863 году Корпус был переведен в Нижний Новгород. За 75 лет из-под аракчеевского герба («Без лести предан») вышли в армию 5 тысяч офицеров, из которых 43 пали на полях сражений, а 25 стали Георгиевскими кавалерами (сколько добавилось к этому списку в XX веке - Бог весть!). Замечу, кстати, что великий русский летчик Петр Николаевич Нестеров был урожденным аракчеевцем, ибо не только учился, но и родился в стенах Корпуса, где квартировал по-казенному со всем семейством его отец, корпусный преподаватель…

Затем была революция со всеми её последствиями.

В новой действительности Корпус получил название «Курсы пехотных командиров РККА», потом был преобразован в Нижегородскую пехотную школу.

Когда же началось интенсивное строительство советских бронетанковых войск, пехотная школа сменила своё название на «Горьковскую танковую». Среди командиров-танкистов её первого выпуска (1934 г.) был Георгий Склезнёв - человек отчаянной храбрости, зарубленный марокканцами в бою на Хараме (в момент, когда покидал горящий «Т-26») и удостоенный посмертно звания Героя. К тому же выпуску принадлежал Сергей Соколов - тогда еще лейтенант, а впоследствии Маршал и Министр обороны, снятый с этого поста Горбачевым за пролет Руста…

В том же выпуске, наконец, числился и нечаянный мой знакомец, названный тут условно Петром Ивановичем.

* * *

В 1817годуроссийский мореплаватель О. Коцебу, совершавший кругосветное плавание на бриге «Рюрик », открыл и назвал именем Аракчеева небольшой атолл (Тихий океан, группа Маршалловых островов). А ведь граф Алексей Андреевич был Коцебу не сват, не брат, не родственник и даже не начальник… Наверное, капитан просто уважал этого человека.



Маленькое прибавление от Созерцателя

Этим бывшим танкистом – «Петром Ивановичем» – был не кто иной как отец Славы - Николай Петрович Чистяков – человек удивительной судьбы. Он был танкистом в Испании, воевал с легендарным Г.Склезневым.

По возвращении на Родину поступил в МВТУ им. Баумана, а после окончания его стал работать авиационным инженером на заводе. С начала войны ушел на фронт и служил в танковых войсках. Воевал на «тридцатьчетверке», о которой отзывался не слишком лестно – экипаж в ней задыхался от пороховой гари.

Осенью 41-го после ранения, полученного под Смоленском, был отозван с фронта как специалист-авиационник.

Как известно, на наших самолетах стояли карбюраторные двигатели, что резко снижало качество машины в бою по сравнению с немецкими: на тех стояли двигатели с непосредственным впрыском топлива в цилиндры (НВ). У немецких летчиков были даже инструкции, рекомендовавшие провоцировать советских пилотов на затяжное пикирование. В условиях затяжного пикирования возникало состояние невесомости и карбюраторные двигатели глохли. Летчики гибли.

Долгое время проблема создания двигателей НВ не находила своего разрешения – уж слишком тонка была технология. И тогда Николай Петрович предложил использовать для обработки цилиндров технологии, применяемые для изготовления линз фотоаппаратов.

И советские самолеты залетали!

Было это уже в 1943 году.

Кстати, завод по производству этих цилиндров располагался в Новосибирске в силосной башне и за войну успел пережить три пожара – немецкая агентура не дремала.

После войны и до конца своих дней Николай Петрович работал с С.П.Королевым, будучи соавтором целого ряда «изделий»: от первой - знаменитой 8Ж38 - вплоть до….

И еще одна деталь, меня в свое время поразившая: убежденный коммунист Н.П.Чистяков – всегда в высшей степени уважительно отзывался о последнем Русском Государе и решительно пресекал разговоры, в которых улавливал непочтительные нотки по отношению к Царю.

Так что беседа с отставным танкистом – это не только литературный прием моего замечательного Друга.

Созерцатель
http://sozecatel-51.livejournal.com/175139.html